Восстание 10-го августа дало власть народу; центральным управлением стала фактически коммуна, состоявшая из самых радикальных ж демократических элементов. Она, как мы видели, диктовала свою волю Национальному Собранию и не только управляла столицей, но и рассылала своих комиссаров по всем городам Франции, держала в своих руках национальную гвардию, была популярна среди рабочего населения. От коммуны исходили самые радикальные проекты и реформы в пользу бедняков, страдавших от повышения цен на все продукты, от понижения заработной платы, от отсутствия работы и недостатка хлеба. Некоторые члены коммуны, которых называли «ярыми» или «анархистами», доходили до проповеди против собственности, предлагала меры, в которых, несмотря на их утопичность, можно было видеть уже зародыши социализма, искание пролетариатом, правда, еще ощупью, своего классового пути борьбы. Член коммуны Моморо пропагандировал необходимость аграрных законов, раздела всей земли по равным участкам между крестьянами. Другой, Жан Ру, рекомендовал рабочим производительные и потребительские ассоциации, приглашал рабочих бастовать. Марат, защищая интересы пролетариев, указывал на необходимость прежде всего отделаться от аристократов, пугал население призраком пруссаков, угрожающих снести с лица земли парижан, настаивал на кровавых репрессиях. Созданный коммуной «Комитет надзора» производил в Париже подсчет всего имеющегося оружия, отбирал его у аристократов, в течение нескольких рей арестовал до 2—3.000 роялистов. Народ требовал суда над ними; Национальное Собрание создало специальные суды, но суды действовали медленно, затягивали процессы. К тревожным слухам с границы присоединились не менее тревожные слухи изнутри Франции. Целые провинции северо-восточного края поднимались против революции. Вандея взволновалась. Лесистая, глухая провинция Вандея сохранила еще старые порядки; крестьяне были безграмотны, невежественны, находились всецело под влиянием священников и дворян, узнавали о парижских событиях из уст последних, не понимали значения революции. Благодаря революции, безземельные могли покупать земли эмигрантов, образовавшие национальную собственность; вандейцы не покупали земли: жены и священники говорили, что земли эти взяты у духовенства, что Бог накажет тех, которые будут покупать их. Сама же революция, уничтожив права и привилегии дворянства и «десятины», содействовала сближению этих двух сословий с крестьянством, которое переставало видеть в них грабителей. Священники заставляли население отказываться от уплаты налогов, дворяне вели переговоры с «эмигрантами», обещали королю поддержку Вандеи. А вандейцы начинали уже убивать республиканцев, разорять